Шанхай Гранд. Запретная любовь и международные интриги в обреченном мире - Taras Grescoe
Японские флаги были подняты над китайскими районами города, за одним исключением - складом "Джойнт сэйвингс" на северной стороне Сучоу-Крик. Пятьсот человек из 1-го батальона 524-го полка националистической армии нашли убежище в десятифутовых стенах склада, где им удалось сдерживать объединенную мощь японских войск в течение четырех дней. Осада шанхайского "Аламо" вдохновила весь Китай.
Знамя пробралось на склад, позволив китайцам поднять бело-солнечный флаг. Когда мировая пресса обратила внимание на "Одинокий батальон", генералиссимус осознал их пропагандистскую ценность. Мадам Чанг, обладавшая талантом к лапидарным прокламациям, заявила: "Они должны умереть, чтобы Китай мог жить!". У самих солдат были другие идеи: пока японские пулеметчики перезаряжали оружие, они бежали по мосту, сдавая винтовки муниципальной полиции, и входили в безопасное Международное поселение, откуда их увозили на двадцати британских грузовиках. Вопреки невероятным обстоятельствам, во время осады погибло всего сто человек.
Когда сопротивление китайцев ослабло, корреспондент из сети газет "Херст" позвонил Микки и сообщил, что бои продвигаются на север, к Нанкину, и он будет двигаться вместе с ними. К тому времени она была настолько отвратительна, что увидела вуайеризм мировой прессы, что прокричала в трубку: "Вы все стервятники. Это значит, что вы все уедете из города, и это уже хорошо". Она бросила трубку с такой яростью, что та чуть не треснула.
В такой момент Микки, например, не собирался покидать Шанхай.
Если начало боевых действий было отмечено стрелками разбитых часов у отеля Cathay - они застыли на отметке 4:27 вечера 14 августа, - то конец наступил три месяца спустя, когда флаг Страны восходящего солнца был поднят под крики "Банзай!" над последним китайским оплотом к югу от старой крепостной стены. Одной из последних жертв сражения стал Пемброк Стивенс, корреспондент британской газеты Daily Telegraph, которому прострелили голову, когда он наблюдал за боем с водонапорной башни во Френчтауне. Эдгар Сноу видел, как Стивенса спускали по лестнице, а в петлице у него был красный мак.
Битва за Шанхай, продолжавшаяся чуть менее тринадцати недель и унесшая жизни более четверти миллиона бойцов, 200 000 из которых были китайцами, закончилась в 15:34 11 ноября 1937 года.
Когда начались боевые действия, ознаменовавшие начало Второй китайско-японской войны, Синмай обнаружил, что живет в самом неудачном месте. В семейном доме, где Микки Хан выкурила свою первую трубку с опиумом в Янцзепу, к северу от Сухоу-Крик, проживала большая часть японского населения Шанхая. Теперь по тем же улицам маршировали миниатюрные морские пехотинцы в шлепанцах и ботинках с раздельными носками, а мародеры грабили пустующие дома. После "черной субботы" Синмай собрал своих пятерых детей и самые ценные вещи в фургон и вместе с семьей отправился в квартиру сестры во Френчтауне, где дюжина членов его семьи будет жить в одной комнате.
После возвращения из Нанкина Микки поняла, почему ее дом на Юйюнь-роуд был такой выгодной сделкой: он находился за границами поселения, в зоне, которая легко могла превратиться в беззаконную зону боевых действий. (Район Вестерн-Роудс вскоре стал печально известным пристанищем японских опиумных притонов, борделей и рулеток). Когда самолет пронесся так низко, что едва не задел дымоход, они с Мэри переехали в пустой дом на авеню Жоффр, оживленном бульваре, проходящем через Френчтаун.
К 1937 году историческая Французская концессия, которая начиналась к юго-востоку от Ипподрома, была французской только по названию. Только 1200 из миллиона ее жителей действительно имели французские паспорта. Их значительно превосходили 25 000 белых русских шанхайцев, которые превратили милю авеню Жоффр в уникальный "московский бульвар", где булочные вывески с кириллицей рекламировали черный хлеб, а крошечные ресторанчики предлагали рюмки водки и миски борща (суп, который и по сей день присутствует в меню многих шанхайских ресторанов). Во Френчтауне публичные дома были лицензированы, и даже такие отъявленные проститутки, как "вампирши из Владивостока" (шокировавшие старых шанхайцев своей готовностью принимать китайских клиентов), регулярно осматривались врачами.
В отличие от тесного Международного поселения, ориентированного на торговлю, Френчтаун был украшен панацеей галльского урбанизма, что сделало его излюбленным жилым районом для американских и европейских дипломатов. Очарование Старого Света - дома в стиле Тюдоров и искусственные испанские виллы на больших участках, а также широкие тротуары, затененные платанами, были - и остаются по сей день - единственным местом в центре Шанхая, где городской гуляка может получить удовольствие от настоящей бодлеровской фланери. Подобный континентальный шик также сделал Френчтаун идеальным домом для Синмэя. К декабрю Микки нашла для семьи Зау дом, почти идентичный ее собственному, в двух шагах к западу от ее коттеджа на авеню Жоффр. Вскоре дом был переполнен кроватями, шкафами, плевательницами и газетами, сложенными по углам. Синмай будет называть авеню Жоффр своим домом до конца жизни.
Увидев, что Зау переселились, Микки согласился принять участие в спасательной операции. В спешке бегства семья была вынуждена оставить самые громоздкие вещи в старом доме и переехать в Янцзепу. Теперь японские дозорные, выставленные на мостах через ручей Сучоу, возвращали назад всех, у кого не было соответствующих документов, подвергая европейцев пощечинам, а китайцев - тычкам штыками (а то и чего похуже). В компании человека, которого одолжил друг, заместитель комиссара шанхайской муниципальной полиции, Микки смог пересечь японскую территорию. Дом, как обнаружил Микки, был разграблен, но им удалось спасти кое-какую мебель и семейные фотографии, а также бесценную библиотеку Синмая с книгами и гравюрами династии Мин.
Спасение печатного станка оказалось более сложным делом. Чтобы показать, что она является законной владелицей печатного станка, Микки подписала соглашение, согласно которому Синмэй продал его ей годом ранее. Однако Синмэй опасался, что японцы раскусят эту уловку.
"Ты должна выйти за меня замуж, - предложил однажды Синмай, - и тогда все будет по-настоящему хорошо".
Как объяснил Синмай, идея пришла в голову его жене. Поскольку они с Пэйюй никогда не подписывали брачные документы - "так часто бывает в небрежных старых семьях вроде моей", - Микки могла бы стать его женой, что дало бы ей законное право на владение печатным станком. Однажды утром в октябре 1937 года Микки подписала бумагу в адвокатской конторе Синмая, в которой заявила, что считает себя его женой "согласно китайским законам". В честь этого союза Пэйюй подарил ей пару изысканных нефритовых браслетов из "бараньего жира", украшенных белыми
